Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит...
Борис Пастернак.
Она хорошо усвоила, что надо делать, когда услышишь свист – свист бомбы. Она знает, что такое жить и работать под обстрелом. Она говорит по-русски, называет себя русской, по паспорту – украинка.
Татьяна Сулима родилась в селе Красное Донецкой области. Маленькое село гордится своим знаменитым земляком – одним из крупнейших композиторов XX века Сергеем Прокофьевым. В 1991 году, в честь столетия со дня его рождения, на родине был открыт музей – филиал Донецкого областного краеведческого музея. «К нам часто приезжали туристы», – вспоминает Татьяна.
Сейчас мимо села громыхает военная техника...
По Донецкой области пролегла новая граница, как незаживающий разрез. Город контролируют вооруженные части Донецкой Народной Республики, в родном селе Красное обосновались верные Киеву войска. Четыре блокпоста – и ты дома. Это раньше. А сейчас на то, чтобы навестить маму с папой, нужен спецпропуск.
В Донецке Татьяна познакомилась с Олегом Валеевым, который приехал из Московской области, чтобы пополнить ряды ополченцев. В апреле 2015 г. он забрал девушку в Россию. Какое-то время они прожили в Челябинске. В поисках лучшей доли перебрались в Самару.
Пока «лучшей доли» нет, а есть комната в 10 кв. метров в ветхом доме, где пара живет на птичьих правах.
«Наше – это чемоданы»
Аляповатый плакат над кроватью остался от прежних жильцов. На одной из облезлых стен – хозяйская гитара. Узкая кровать застелена покрывалом с двумя большими дырами.
– Наше с Олегом – это чемоданы, – говорит девушка, – и то, что на нас. Хотели обои поклеить, шторы купить. А как вспомнишь, что жилье чужое и в любой момент могут погнать, – ничего не хочется.
Татьяна училась в Донецке на социолога, а когда «все это началось», университет закрылся. Продолжить обучение можно было в Киеве или Виннице. Некоторые из группы так и сделали, но Татьяна осталась. Работала маляром в стройбригаде при Донецком политехническом институте.
– Моя лучшая подруга живет в Ивано-Франковске, на Западной Украине, – рассказывает девушка. – Как-то я ездила к ней в гости. Украинский язык, конечно, знаю. Но там другие слова и произношение. И вообще все чужое. Это было в 2011 году, но неприязнь к русским чувствовалась всегда. Покупаю билет на автобус, спрашиваю: «Извините, вы – водитель?» Мне с апломбом отвечают: «Водитель в Москве, а тут – шофер!» В Донецке все по-другому. Некоторые говорят: «На фиг нам Москва, хотим в Украине жить», – но таких единицы.
– А с ними не расправляются, как с изгоями?
Татьяна удивляется моему вопросу:
– Нет. Наоборот бывает. Когда ты на территории Украины, надо вести себя поскромней... И не дай Бог узнают, что едешь в Россию!
Последний раз Татьяна была в родном селе 7 января 2015 г. Тогда еще можно было проехать без спецпропуска, но надо было миновать четыре блокпоста. Два – ДНР (там не очень строгий досмотр) и два – украинских. На этих всю душу вытрясут: куда едешь, зачем едешь... Парней раздевают, плечи смотрят – нет ли синяков от приклада. С девушками тоже, бывает, грубо обращаются, но раздеваться не заставляют. Зато телефон в два счета отберут, если заподозрят, что фотографируешь.
«Черный февраль»
Самым страшным для Татьяны стал февраль.
– Конечно, и прежде был обстрел, – вспоминает девушка. – Каждый день: «Бум! Бум! Бум!» Но до центра города, где я жила, почти не долетало.
– А бомбили украинцы?
– Ну да, – Татьяна снова удивляется моему вопросу. – По телевизору и в газетах часто спорят, кто бомбит. Подумайте, ДНР – это же наши соседи, они не могут сами в себя стрелять! Украинцы целились в завод по ремонту военной техники. Наши говорят, что даже и не в завод, а хотели по домам пострелять. Только придешь с работы – начинается... Стены трясутся, и меня трясет. Невозможно передать, как страшно, когда «прилёт». (Упавшая поблизости бомба. – Прим. автора). Как-то у нас в пяти метрах от дома упал снаряд, все окна выбило. В четыре утра все еще спали. Слышу: «Бум!», Олег меня расталкивает: «Таня, поднимайся!» Я не знаю, что делать, кричу: «А-а!..» Олег бросает меня на пол, в это время второй снаряд падает.
Татьяна жила в общежитии на втором этаже. Подвала нет. По всему городу развешаны листовки, как вести себя во время обстрела. Указаны бомбоубежища. Но, по мнению Татьяны, это бессмысленно:
– Если бы нам заранее объявляли воздушную тревогу, мы бы успевали добираться. А так только выбежишь на улицу – осколками засыплет. В тот раз мы спрятались под раковиной. Я босиком, в пижаме, холодно. Плачу и молюсь: «Господи Боже, спаси нас!..»
– Наверное, вы оптимистка, если с улыбкой рассказываете о таких страшных вещах?
– Просто не хочу больше плакать, – отвечает Татьяна. – Однажды мы едва спаслись. Целую неделю длился обстрел, а день – все спокойно. Я говорю: «Олег, как-то подозрительно». В то утро я на работу торопилась, а он меня задержал: «Подожди, в туалет схожу». Как раз за эти пять минут мы должны были подходить к остановке. Тут как началось! Двадцать минут бомбы падали! Мы в общежитии отсиделись. Когда вышли, все вокруг горит, какая-то женщина плачет: «Люди, что же это творится!» А возле храма мужчина лежит весь в крови. Его убило осколком. Возле остановки еще два трупа лежало. Одна женщина – прямо посреди дороги. Наверное, хотела куда-то забежать. Сколько раз говорили: «Когда услышишь свист, сразу падай!»
– Насколько психика приспосабливается? Вы росли в мирной стране – и вдруг такое...
– Садишься в транспорт – первая мысль: «Так, если сейчас будет лететь снаряд, куда мне лучше лечь?» Идешь по городу и высматриваешь бордюр, чтобы при бомбежке спрятаться даже за этот маленький уступ. Первое время, бывало, и в России ловишь себя на том, что высматриваешь бордюр. Потом спохватываешься: «Нет, здесь все нормально, не бомбят...»
Если вчера был сильный обстрел, начальник мог сказать: «Девочки, сидите дома». Но, в целом, в Донецке шла повседневная жизнь.
– Я горжусь тем, что мы даже в войну работали, - говорит Татьяна. – А кто-то на Майдане стоял...
За лучшей долей
– Что стало для вас последней каплей?
– Меня Олег забрал, – отвечает девушка. – Одна бы я вообще вряд ли выжила...
По соседству с институтом, где я работала, была воинская часть. Они танки охраняли, «гуманитаркой» занимались. Так мы с Олегом и познакомились. Сначала общались как друзья. Наверное, война сблизила. Хотелось защитника рядом.
В конце февраля 2015 года, когда Киев и ДНР вроде бы достигли мирных соглашений и стало потише, Олег уехал. Выслал Татьяне денег на билет до Челябинска, и она последовала за своим суженным. Там жили при местном храме. Священники приглашали от души: «Приезжайте, квартиру дадим, будете работать». Но, как говорит Татьяна, не сложилось. Вся работа «во славу Божию», иным словом – бесплатно. За еду. А молодым людям хочется иметь хороший доход, чем-то себя побаловать... Олег откликнулся на призыв друга Юрия из Самары: «Есть работа по строительству, будешь нормально зарабатывать».
– Но пока, – вздыхает Татьяна, – мы нормально не зарабатываем. За месяц Олег получил 6 тысяч. А обещали 15 тысяч в неделю. Они красят какие-то люки, но эти люки никак не сохнут. Там под землей влажность большая... Маму я успокаиваю, говорю, что мы сняли квартиру и все у нас хорошо. Скучаю по родителям. Хочется их навестить, но страшно. Заберут на границе, скажут: «Российская шпионка».
– А вы обращались за официальным статусом беженца?
– Я очень хочу получить российское гражданство. В УФМС по Ленинскому району Самары мне сказали: «Сначала сделай регистрацию, потом приходи». Чтобы временно прописаться у кого-то, нужны деньги. А у нас их нет.
Татьяна перебивается тем, что раздает рекламки за 120 рублей в час. Иногда два часа в день, иногда четыре, потом несколько дней – простой. Соответственно и заработок...
– От самарской набережной первое впечатление было «вау!» – смеется девушка. – Фоток двести сразу наделала. Очень красиво! Грязи я не заметила. Постоянно чинят дороги, бордюрчики...
– А не удивляет, что сохранились такие ветхие дома, как этот, и что здесь живут люди?
– В Донецке таких домов нет, – отвечает Татьяна. – Для меня это было очень странно. Сначала думала, что внутри стиль ретро, благородная старина, часы с кукушкой... А когда в первый раз сюда зашла – заплакала. Юра говорит: «Извините, пока не заработали, будете жить здесь». Он нам по знакомству комнату снял. В месяц платим 5 тысяч. Первое время у меня был шок, как здесь все дорого. В Донецке за 2000 рублей можно снять хорошую однокомнатную квартиру в центре.
Татьяна признается, что постоянно грустит из-за нехватки живого общения. Телефонная связь обходится очень дорого. С друзьями и родителями девушка общается по скайпу.
– Мама говорит, что в селе по-прежнему много военной техники. Сестра не может получить пропуск и навестить их. Но родители будут там до последнего...
Не хочется думать, что скрывается за этой фразой.
Опубликовано: Самарские известия от 5.08.2015
Читайте о беженцах из Чечни: http://www.proza.ru/2017/02/17/2105
О национальной самоидентификации: http://www.proza.ru/2017/02/18/1868
"ИГРА В ПАЗЛЫ, или ДЕВОЧКА ИЗ ГРОЗНОГО" - первая книга автора.
Первая публикация состоялась в журнале "Русское эхо" (самарское отделение Союза писателей России).
В 2020 году повесть вышла отдельной книгой в издательстве "Аквилегия-М". В настоящее время весь печатный тираж продан.
!!! Приобрести электронную книгу можно на ЛИТРЕС.
Там же новинка - "ИГРА В ПАЗЛЫ: НОВЫЕ ПРАВИЛА".
Там же - полностью и бесплатно - моя сказка для взрослых "МАСТЕР МЫЛЬНЫХ ПУЗЫРЕЙ" с замечательными иллюстрациями.
Очень признательна всем за оценки и отзывы!